Евгений Лобанов
Дождь. Куколка
Хочешь?.. Понимаю, чего ты хочешь. Ну что ж, читай. Я уже и сам не знаю, было это, не было…
За окном дождь. Когда я в последний раз входил в женское лоно? В чьем я был в последний раз – в чужом ли, в твоем?.. Не помню. Помню, что в твоем было тепло, влажно и уютно.
Впрочем, я о дожде. В квартире не то полутьма, не то полусвет. Дымится в кружке кофе. Растворимый, чтобы сердце поберечь. Все-таки не тридцать и даже не сорок лет. Батареи включили, а на улице… бр-р-р… Не то смотрю телевизор, не то лениво слежу за движущимися девицами. Вот эту я был бы не прочь раздеть. Она, похоже, почти готова: под футболкой ничего нет (а под стильными брючками?.. да нет, наверное, все-таки эта девочка все-таки в трусиках), сосочки набухли и торчат так задорно! Куснуть бы слегка, провести языком вокруг – чтобы застонала… Э-э, нет, хватит уже фантазировать, а то не усну.
Противно пищит домофон. Кого еще там несет в одиннадцатом часу вечера? Повадились звонить именно мне: «Откройте, пожалуйста, у нас домофон не работает…» А я-то при чем?
- Да?
- Е-е-евгений Юрьевич… это я… можно к вам?
Вот те на! Откуда она мой адрес узнала? Хотя, если честно, это достаточно просто. Видно, тоскливо стало. А что поздно? Так наверняка полдня по городу бродила, с духом собиралась. А там и ливень зарядил.
Не раз я видел ее на тусовках, но особого внимания не обращал. Серенькая мышка. Но однажды собралась с духом, подошла и пробормотала – мол, очень ей понравились мои пародии (представляешь?!). Уставший после работы, я сказал что-то дежурное – типа «мне очень приятно», но фигурку ее оценил – точеная статуэточка. Она отошла, исчезла. Потом проявилась, где-то телефон мой раздобыла. Снова что-то робко говорила. Я тогда еще не решил – нужна она мне или нет. Раздевал взглядом и пытался понять (хотя об этом узнать невозможно, пока не разденешь) – бреет она лобок или нет? Я всегда кайфовал, зарываясь лицом во влажные после душа волосы и вдыхая запах нежных губок…
- Заходи!
Оставляю входную дверь приоткрытой, а сам ухожу в комнату. Тихое шуршание. Молчание. Выхожу в коридор. Стоит. Не влажная – мокрая, как курочка. Приоделась: блузка, брючки. На полу – дождливая лужа. Оцениваю степень влажности моей нежданной гостьи.
- Снимай кроссовки и быстро – в ванну!
Покорно развязывает шнурки и бочком заходит в ванную. Стоит посередине, не зная, что делать дальше.
- Я сказал: в ванну!
- П-прямо так?..
Вид и голосок абсолютно несчастные. Сжалившись, говорю мягче:
- Да, прямо так.
Забирается в ванную. Подхожу ближе и начинаю деловито расстегивать блузку. Делает робкую попытку помешать. Не обращаю внимания, вешаю блузку на веревку – сушиться.
- Е-евгений Ю-юрьевич…
Говорю намеренно резковато:
- Во-первых, ты сама ко мне пришла. Во-вторых, ты что, хочешь заработать воспаление легких?
(Хотя при чем здесь оно?) Завожу руки за ее спину и щелкаю застежкой. Стихает. Только глаза из-за очков посверкивают. Повисают руки. Потом вдруг приободряется, выпрямляет спинку. Вот так же она тогда и шла – несла грудь. Думает, что самое главное, способное заинтересовать в ней мужчину – грудь второго размера. Не знает, дурочка, что мне нравятся поменьше. Сосочки торчат, ореолы съежились – не то от пережитого холода, не то от возбуждения. И уже смотрит на меня – прямо в глаза. Слегка взвихриваю ее мокрые волосы, беру с батареи полотенце и с сожалением (еще бы посмотрел!) оборачиваю замерзшую девочку. Вытираю насухо. Говорю:
- Я выйду, а ты разденешься – вся, вытрешься, наденешь то, что я принесу. Я сейчас.
Найти бы что-нибудь, во что ее переодеть. Что-нибудь теплое. Беру брюки, кофту, несу в ванную.
- Дверь можешь на крючок не закрывать, я не зайду.
А может, все-таки зайти? Да нет, успею еще разглядеть. Что хотелось посмотреть в первую очередь? Попку и губки – влажные, нижние…
Затворяю дверь и иду на кухню – ставить чайник. Выставляю на стол нехитрую холостяцкую снедь. Выходит. Уже не похожа на статуэточку – в моих брюках – подвернутых, в широкой кофте. Но с ее фигуркой можно и в такой одежке. Интересно, трусики она сняла или нет? И чего этот вопрос меня так цепляет?
Остается на кухне, я иду в ванную. Белые трусики висят на веревке – она спрятала их под блузку. Мне нравится, что не все у нее на виду.
Возвращаюсь на кухню. Стоит, режет хлеб. Колбаса уже накромсана (и когда успела?). Мой взгляд притягивает попка. Я знаю теперь, что под брючками на ней ничего нет. И это меня дико возбуждает.
- Есть хочешь?
Мнется.
- Говори прямо – да или нет?
Почти шепчет:
- Да…
Вытаскиваю из холодильника кастрюлю с борщом. Ставлю на плиту.
…Кошусь на белые аккуратные зубки, на маленькие губки. Она облизывает ложку. Бросает в дрожь, как представлю, что в этот ротик скоро войдет не ложка, что этот язычок станет облизывать не металл, а… Сдерживаю стон.
А дальше что? Может, подскажешь? Знаю, что тоже пришла бы сама, но так стесняться не стала бы. Кажется, все было бы ровно наоборот. Или я ошибаюсь? А ты сейчас, интересно, влажная или еще нет? А сосочки торчат? А… ну да, странные вопросы. Ладно, буду вспоминать, что последовало дальше. Склероз, знаешь ли… А перед глазами стоят обе твоих дырочки… Хорошо, хорошо, молчу! Не, а эту фарфоровую куколку сразу в постель тащить или помариновать немного? Как ты думаешь?
Ладно, еще чуть-чуть помариную.
- Ну что, поела? Садись.
Хлопаю рукой по дивану. Примащивается в уголке.
- Не-е, забирайся-ка с ногами. Хочу твоими коленками полюбоваться. …Закрой глаза.
Закрывает. Целую веки, забираюсь под кофту и ощупываю – животик, спинку и груди. Вытягиваю пальцами соски. Начинает тихонько постанывать и неожиданно обнимает. Прижимается – все крепче и крепче. Ее все сильнее бьет дрожь.
Я был уже готов войти в нее, и неважно, откуда – снизу ли, сверху, сбоку, сзади или между ровными белыми зубками.
Схватил на руки, поставил на пол, повернул боком. Забрался под брюки, поглаживал маленькие крепенькие ягодицы. Провел пальцем между ними, нашел дырочку, слегка помассировал. Ее все сильнее била дрожь.
Ягодица почти умещается в моей ладони. Вторую руку запускаю в волосы, укрывающие нежные нижние губки. Они еще влажные – видать, он душа. Обеими руками чуть развожу ножки и, соединяя руки, перебираю-ласкаю пальцами тонкую плоть. Разыскиваю вторую дырочку, вхожу пальцами в лоно – все глубже и глубже. По пальцам струится влага.
Я уже больше не в силах терпеть, рву вниз ее (мои) брюки, потом – свои, кофту – вверх, падаю на диван и ору:
- Надевайся!
Люблю видеть его вошедшим в женское лоно. И еще больше – как его обнимают с двух сторон маленькие нижние губки.
Прыгает неумело. Не, куколка, так не пойдет! Встаю, держа ее на весу – девочка худенькая, хоть верти ее, хоть крути. Снимаю, ставлю спиной и нагибаю. Пару секунд любуюсь двумя дырочками – одной закрытой, другой – распахнутой навстречу мне, и вхожу. Внутри мягко и влажно. Неожиданно вспоминаю твой ротик – в нем так же мягко и влажно. Начинаю двигаться – медленно, временами останавливаясь, чтобы еще больше разжечь – себя ли, ее ли… Хотя она и так уже вся горит. Стоны становятся все сильнее и переходят почти в крик. Она стоит, держась за стол, я мну пальцами ее длинные твердые соски. Девочка помогает мне и себе, двигаясь попкой в такт.
Наконец, обмякает. Потихоньку выхожу. На полу остаются белые капли – не то мои, не то ее. Беру куколку на руки, кладу на диван. Ее глаза закрыты. Дышит еще учащенно, но понемногу успокаивается. Поглаживаю – всю – и груди с умиротворенными сосочками, и русые кучерявые волосы, и маленькие губки. Они правда красивые – похожи на стрелочку. Жаль, зарядка на фотоаппарате закончилась – заснял бы всю, в разных позах, откровенно донельзя. Очень возбуждает. Почему ты мне тогда запрещала – любовался бы сейчас?
Ну да бог с ней! Сейчас укрою – пусть спит. Успею еще насмотреться.
Ну что, ты такого хотела? Нет? Тогда приезжай завтра – я весь день дома. А там – как пойдет…
12 – 13.10.2017