ЗА ЧАШКОЙ ЧАЯ
С горчинкой чай и горечь на устах,
Качаю ложкой боль воспоминаний.
Обиды нет, лишь память на листах,
Исписанных в период испытаний.
Янтарный чай в стакане на столе,
В нём оживают прошлые виденья.
А дождь вопросы ставит на стекле,
Слезой стекают капельки сомненья.
Дождит с утра и дробью по судьбе
Проходит боль назойливо бесстрастно.
Послушай, дождь, я расскажу тебе,
Что всё на свете этом не напрасно.
«Ведь жизнь прожить – не поле перейти»,–
Так говорили бабушки и деды.
Не сбиться бы с привычного пути,
Когда проходишь горести и беды…
Остывший чай с чаинками на дне,
И дождь не унимается сегодня.
Идёт он по излому прежних дней,
По лету, что считается Господним.
ОДЕЯЛО
Под одним одеялом не тесно вдвоём,
Разделяем судьбу мы на ложе своём.
Как стремительно время уходит за грань,
Снова платим за жизнь мы извечную дань.
Чаша жизни испита, на донышке мёд,
Пригубить его капли приходит черёд.
В них – и радость, и будни, и но́чи без сна,
И зима беспробудна, победна весна.
И исписанный лист на белесом столе,
Тонконогие астры в цветном хрустале.
Любомудрие в книгах, написанных мной,
В переплётах искусных о жизни земной.
Проложила тропу, без иллюзий живу.
Что со мной происходит, то всё наяву.
Каждый день, как особый, не скучно вдвоём,
Под одним одеялом свой век мы несём.
ЗЕРНО
Держу в руках кофейное зерно,
Арабику все любят на планете.
Как эфиоп, оно черным-черно,
И много зёрен в глянцевом пакете.
Они могли ростками прорасти,
И зеленью украсили б просторы.
Тебя, зерно, я заключаю в стих,
Лети в пространство фауны и флоры.
Твой рай потерян, и запущен сад,
Колючим взглядом солнце колет рощу.
Нет времени и нет пути назад,
Мир познаётся в мареве на ощупь.
ПЕСЧИНКИ
Песочные часы переверну,
Ссыпаются песчинки друг за другом.
Из устья снова тянутся ко дну,
Минуты пробегают новым кругом.
И мы с тобой, как жёлтенький песок,
Под крест уйдём, но возродимся снова.
Зарёю возгорается восток,
С зарёй вернёмся под шатер алькова.
У каждого отрезок будет свой,
И каждому воздастся путь по вере.
Сегодня я песчинок часовой
И открываю колбочные двери.
У БАБУШКИ
Петух горланит. Петька, друг, молчи!
Ещё я нежусь в ласковой постели
И слушаю, как буйствуют ключи
У девственной природной колыбели.
И бабушка ещё плетёт косу,
Укладывая ловко на затылке.
И точит дед во дворике косу,
Собака разбрехалась на развилке.
Сейчас затопит в кухне баба печь
И будет хлеб ваять в тазу зелёном.
И свет румяный будет с неба течь
По стенам, по печи и по иконам.
И молоком наполнится стакан,
Он ‒ для меня, накрытый полотенцем.
Скулит привычно у окна Полкан,
Нетерпеливо вглядываясь в сенцы*.
И нет проблем. И мир, как божий храм,
И, кажется, такое будет вечно.
Но сердце разорвётся пополам,
Когда былое скроет бесконечность.
__________________________
*Сенцы ‒помещение между жилой частью дома и крыльцом
КЛУБОЧКИ
У бабушки спицы мелькают в руках,
Для Оленьки вяжет носочки.
А время стремительно, словно река,
Цветные уносит клубочки.
Я руки проворные вижу во снах,
Бабулю за вязью склонённой.
Является прошлое в белых тонах,
Картинкой души потаённой.
И память живая, как прежде, во мне:
Вот дедушка ходики чинит,
И лучик рисует узор на стене,
И нет для унынья причины.
И в вазе конфеты, и дни так длинны,
Не познаны мглистые дали.
Ещё есть величье огромной страны ‒
Пылятся в шкатулке медали…
Клубочки цветные я вижу во снах,
В корзинке прижались друг к другу.
И вяжет листочки из ниток весна,
Чтоб жизнь заплеталась по кругу.
СОЛНЦЕ В НАС
Когда прилипнет на окно
Последний лист, сражённый ветром,
И день взгрустнёт, объятый сном,
Листвой укрытый, словно пеплом,
Тогда зажгу в печи огонь
В своём заброшенном жилище.
Прижму к щеке твою ладонь,
Пусть ветер в окнах рьяно свищет.
Когда вдвоём ‒ не страшен век,
Судьбою данный изначально.
Вершите путь зима и снег
На белой плоскости печальной.
Нам в доме маленьком тепло,
И чай поспел. Готовлю чашки.
Снежинки липнут на стекло,
А на столе дрожат ромашки.
Их подарил нам тёплый день,
Осенний кратенький вчерашний.
Прошёл по крышам деревень
И отогрел дворы и пашни.
Дал счастья каждому глоток,
Чтоб мы вкусили свет и радость.
Я сорвала тогда цветок,
Чтобы продлил он жизни сладость.
Огонь, цветы ‒ всё божий дар,
С тобою нас связало небо.
Листаем жизни календарь,
В котором наши быль и небыль.
Мы, словно жёлтенький листок,
Прилипший к узкому оконцу.
В нас ‒ жизней пройденных исток,
В нас навсегда осталось солнце.
ЗЯБКО
Северные ветры распластали крылья,
Засыпает снегом ледяной покров.
Хрупкие деревья стонут от бессилья,
Находясь во власти буйственных ветров.
Мне сегодня зябко, на душе тревога,
Видно, ветер гулкий стал тому виной.
Он свистит и воет шумно у порога,
Словно зверь косматый стонет за стеной.
Что же он вещает? Непокой и беды,
Русской и гонимой праведной душе?
Иль трубит неистово, что грядут победы,
Что заря со славою занялись уже.
А метель курится и не видно дали,
Занесло по крыши смолкшие дома.
Мне сегодня утром птицы накричали:
«Скоро завершится эта кутерьма!»
ВЫШИВАЛЬЩИЦА
Я вышиваю жизни полотно,
Над ним корплю с иголкой ежедневно.
Белёный холст – в таинственность окно,
Где полнится рисунок вдохновенно.
Зелёной нитью вышила луга,
Леса, долины и вершины сосен.
Стежками разукрашу берега
И в жёлто-красный цвет одену осень.
Мелькают иглы в пальцах быстрых рук.
Ложатся тени тёмно-серой краской
На линии дорог и малый круг,
Где всех путей находится развязка.
Я гладью вышиваю все цветы.
Синеет василёк на поле сжатом.
В сторонке – мак, погост и в ряд – кресты
На островке, со всех сторон зажатом.
По полотну плетётся жизни нить.
Здесь все цвета, лишь красного немного.
Осталось мне сюжет соединить
Во все концы изменчивой дорогой.
ПОЭТУ
Теперь молчишь, не пишешь мне,
И от тебя другим – ни слова.
А мир расплавился в огне,
Трещит моральная основа.
Потерян рай, а с ним – покой,
Над прошлым властвуют стихии.
И машут ведьминой клюкой
Герои сей драматургии.
Мой друг и брат, ты не молчи,
Неси на свет живое слово.
При всполохах витой свечи
Оно взлететь в подлунь готово.
Его добыл для нас Гомер,
Неси свой дух, иди по следу.
Нет слабости и полумер,
Закону правды всюду следуй.
Стеклянный дом и пуст, и мал,
В него ты втиснулся безмолвьем.
Жреца торжественный оскал
Застыл у мира изголовья.
И слово каждое на вес,
И жизнь поэта бескорыстна.
Луч возгорается с небес ‒
Да буде так! Всегда и присно!
ПАЛАЧ
А солнце ‒ огненный палач,
Под сводом виснет красным шаром.
Искристость колкая в лучах,
Просторы опалила жаром.
Коснулся луч плечей моих,
Спешу скорее в подворотню.
Бегу от горьких дум своих,
Что мир спустился в преисподню.
Пленило лестью души зло,
Ручищи тянет вслед за нами.
Крадучись, хитро заползло,
А мы его впустили сами.
Нет веры в нас, горим в огне,
Вздыхает горестно планета.
Коварно время! Ложь в цене,
Что льёт поток из интернета.
Считаю численность потерь, ‒
Добра со злом священна битва.
Пророк сказал когда-то: «Верь!»
И в помощь мне его молитва.
ПРИМУ
Осенний ветер выветрил желанья,
А холод обозначил круг проблем.
Я вдаль смотрю, напрасны ожиданья,
Напрасно рой встревожила дилемм.
Не стой, ты осень, тенью у порога,
Украсив прядь багряную листвой.
Обманна и пуста твоя дорога
И медь над неприкрытой головой.
Приму я всё, что выпало на долю,
Смиренно путь извилистый пройду.
Свободой полной надышавшись вволю,
Цветок огня найду в твоём саду
И разгорятся жизни с новой силой
(Цветок не скрыла сумрачная мгла),
Не завершится путь сырой могилой ‒
Мы улетим, расправив два крыла.
ПОЛ-ОКТЯБРЯ
Листочек жёлтый. Рыжая природа.
Ступает осень тропкой пешехода.
Метёт листву за ней послушник ветер
И, кажется, всё рушится на свете.
И новый день печальнее, чем прежний,
Покой земли всё ближе, неизбежней.
Пол-октября, как половина жизни,
Не раскисай и зубы крепче стисни.
Кипит рассол, грибы ‒ в тазу на стуле,
Моховики бурлят в большой кастрюле.
В ряды стоят и баночки, и банки,
И звон гудит от шумной перебранки.
И перебранка птичья в небе синем,
Игольчатый на травах первый иний,
Ноябрь спешит, что нежеланный гость,
И ветры продувают мир насквозь.
А там ‒ зима. Снежинки ‒ на оконцах,
И мы взгрустнём, не видя в небе солнца.
А лист летит, и ямб звучит упрямо,
И льётся голос старенького храма.
БУКЕТ В СТАКАНЕ
Белел на кухонном столе
Букет ромашковый в стакане.
Ему блистать бы в хрустале,
А он в стекле тихонько вянет.
Склонили головы цветы,
Тревожны стали ожиданья.
И нет в них прежней красоты,
Былого нет очарованья.
Ромашек мне вдруг стало жаль,
Росли свободно на приволье.
Съедает ныне их печаль,
Тоскуют о родимом поле.
Я заклинаю, люди, вас,
Цветов не рвите вы напрасно!
Пусть радуют и мир, и нас,
Пусть будет ткань земли
прекрасной.
Не место им в стакане быть
И лепестки ронять от горя.
Взрастать им нужно у избы
И на широком русском поле.
НОЙ
Ной снова рубит дом-ковчег,
Он знает что-то о грядущем.
В руках – топор, как оберег
От дум, давно его гнетущих.
Не ждёт он манны от небес,
И от людей не ждёт подмоги.
Ему нести повинный крест,
И воздаётся он немногим.
А мир давно погряз в беде,
Плетутся войны друг за другом.
Ной знает – быть большой воде,
Замкнутся волны буйным кругом.
И в небыль двинется ковчег –
Дом для землян и для живого,
И будет плыть он год, иль век,
Чтобы найти житья иного.
И рубит Ной корабль-дом
И днём, и ночью – неустанно.
Он прославляет жизнь трудом
На бесконечном поле бранном.
ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ЦВЕТОВ
Летели дроны, и наивно
Цветы смотрели в неба синь.
Сирены вой звучал надрывно:
Скорее улицу покинь!
Двор опустел, лишь «птицам» рады:
Герберы, розы, алый мак.
Цветы поправили наряды
И закружились свисту в такт.
Готовы слушать птичьи трели,
И ножки тонкие склонить,
Но близко взвизгнули качели,
Сорвав стальную жизни нить.
И вздыбились от взрывов плиты,
Летел разорванный бетон.
И гулко рухнули ракиты,
Издав прощальный горький стон.
Цветы согнулись в диком страхе,
Прикрылась роза лепестком.
Они стоят сейчас на плахе,
Палач ‒ земли взлетевший ком.
ЧАША ГОРЕЧИ
Испита чаша горечи до дна,
А нам другую всуе подают.
Она отравой пенистой полна,‒
Хлебаем зелье, стоя на краю.
Но, как и прежде, выполним завет,
Спасать весь мир – такой у нас удел.
Струится над Россией божий свет,
Заполнив благодатью весь предел.
Стояла Русь в лихие времена,
И ей стоять вовеки на земле.
Не покорить туземным племенам
Всё то, что серебрится в мутной мгле.