По широким ладоням
По широким ладоням, заснеженной бахромой,
Землю гладит метель. Ей пытается нагадать,
Что вернёшься и этой зимой мне не быть одной.
И провисшее небо клянётся о том опять.
Только ветер разлуку колдует, кричит мне вслед.
Заметает дорожки, где теплятся фонари.
Всех твоих обещаний потушен полночный свет.
Все мои ожиданья как снежный узор сотри.
Я же снегом свои застелила давно мечты.
И присыпала мысли, как пряностью, серебром.
Чтобы ты не болел этим холодом пустоты.
Чтобы этой зимой не остаться с одним крылом.
Я просила помочь эту землю разжечь огонь.
Но в камине как будто бы не было больше дров.
Помнишь, как ты сказал мне однажды, что мной спасён?
Помнишь, как ты сказал: я – твой свет посреди миров…
Я последний огарок зажгла всем назло ветрам.
Это всё, что осталось. Но небо клялось опять,
Что вернёшься, и этой зиме мы не по зубам.
Землю гладит метель. Всё пытается нагадать.
Вам в метель?
Мы с тобою в метро не встретимся.
Не пройдём в парке общей тропой.
- Вам в метель?.. Вот и мне. Не верится.
Замело душу снежной тоской.
И вагон уползает медленно.
В нём таких же, как мы, видишь, нет.
- Вам помочь? Поддержать советами?
- Ни к чему, у меня свой билет.
Ничего опять не завертится.
Только снег, но совсем не про нас.
Мы с тобою вообще не встретимся.
- Вам ведь тоже в метель?
- Не сейчас…
Птица-жар
Ты посмотри, прочти!
Столько невыплаканного не глядя вшить
В рифму, чтоб в ней цвести.
Разом схватила тебя и заставила,
Только одним словцом.
Ты ж говоришь, что "никто". Топчешь правила.
Плавишь в вине кольцо.
Если была бы простая и смертная,
Разве бы полюбил?
Как запятая - то здесь, то неверная.
Вижу, что нет уж сил.
Если б нужны были принцы аль рыцари...
На вороном коне...
Я же тебе не царевна-девица - я
Птица-жар в западне.
Мне бы, мой друг, погрубей, поплечистее -
Оборотень иль лесник.
Лишь бы пронес через топь, лес тернистый, да
К яблоне напрямик.
Хоть бы в пути не молчал и не мялся зря,
Взял и сказал как есть.
Слова горячего не испугался, да
Не причитал про честь.
Вырубил, выкосил дикие вострые...
В горе закрыл собой.
Жгучие травы под корени пёстрые
Голой сорвал рукой.
И не погиб от лесного колючего
Холода поутру.
Взял да и грудью широкой могучею
Спас меня на ветру.
Если бы только услышал, почувствовал.
Лихо согнал с пути.
Не были б яблочки эти безвкусные.
Мёдом им век цвести.
Видишь какая, стряхнула и сбросила
С перьев твои слова.
Принцев не надо мне - я уже взрослая,
Сказкой живу едва.
Всё что не выскажу - выпишу, выстелю
Рифмой, сколь хватит сил.
Спела ещё бы, но ты уже выстрелил-
Птицу-жар загубил.
Сказки
Эти сказки были не про нас.
Стены замка плакали смолой.
И ни ты – никто меня не спас.
Обернулась птицей и долой!
А в котлах давно кипит отвар.
Горький дым полынного вина –
Приворотный и разлучный дар.
Для тебя, мой Рыцарь, пей до дна!
Это я была в том страшном сне:
Шла болотом, гиблою тропой.
Это явь! И в клетке в полутьме
Целый век томиться мне одной.
Сухоцветы вспыхнут от лучей.
Лунный свет укроет нашу грусть.
В этой башне тысяча мечей.
Я от поцелуя не проснусь.
Ты пойдешь на край, за белый свет,
Где пути опасны и глухи,
Разменяв на тысячу монет
Обещанья, клятвы и стихи.
Там забудешь голос мой и взгляд.
Я крылатой тенью упаду,
Покричу и возвращусь назад.
Ты с другой испробуешь беду.
И укроет землю белый снег.
Да остынет нашей встречи час.
Эти сказки зрели не для всех.
В них ни ты – никто меня не спас.
Опустел отравленный бокал.
На закате лютый ветер стих.
Это я той птицею была.
Спи, мой Рыцарь, и меня прости.
Гуси-Лебеди
Зарумянился праздничный хлеб в печи.
За окошечком груши шумят листвой.
– Кто друг другу с тобою мы? Не молчи…
И не муж со женой. И не брат с сестрой.
Налетели ветра, растерзав сады.
Закружили, сорвали медовый цвет.
Набери из колодца живой воды.
Долог путь в темноте, где согласья нет.
Унесли, не жалея, в недобрый край
Гуси-Лебеди нашу с тобой любовь.
На распутье дорожку не выбирай:
Верный путь – через реку, что без мостов.
Там обманом торопит на дно волна.
И зыбучий песок во крутых брегах.
Ты дождись, и, как выйдет в ночи луна,
Поклонись, повинись, утопи свой страх.
Впереди ещё яблони дикой зов:
Говорят, устоять ни один не смог.
Ты, Мой Свет, не спеши. Будь к тому готов.
Заточи поострее стальной клинок.
И, как станет манить ядовитый мёд,
Будь мне верен, и яблоню обруби.
И увидишь: падет, почернеет плод,
И горячим туманом у ног вскипит.
Впереди ещё многое – сказок нет.
Нам с тобою искать, да и не найти.
И клубочком заветным, уж много лет,
Распускается ниточка-жизнь в пути.
Печка-матушка встретит с тугим, ржаным…
Не с капустой – с крапивой, с золой пирог.
Не пускай в сердце горечь и едкий дым.
Мы не раз уж отведали тот урок.
Гуси-Лебеди спрятали, унесли…
Мы же знаем, чем выманить их на бой.
Зарумянился праздничный хлеб в печи.
За окошечком груши шумят листвой.
Ева в твоем ребре
Все стихи превратились в труху и седую пыль.
Ты же видишь, что я не умею держать удар:
Не из тех, кто хоронит молчанием буйный штиль,
И кричит, когда все догорело к чертям: «Пожар!».
Отвернусь, погибая в пучине. Пойду на дно.
Выворачивать каждое слово себе во вред.
Там в бокале – морская вода, а в ручье – вино.
Я была твоей памятью. Евой в твоем ребре.
Ты же видел, когда целовал, что внутри янтарь.
Выжигает медовая горечь обрывки снов.
И теперь, я – остывший сосуд. Надо мною хмарь
Круговертит, заполнить пытается до краев.
Отрекись. Эти вскрытые раны еще болят?
Как живется тебе с той – обычной –тепло ль, светло?
Разговоры, объятья, как звенья тугие в ряд.
Будто проволокой на изнаночной проросло…
Паутиной, болотной травою сплело сердца.
Как живется тебе с той – обычной-простой-пустой?
У неверности имени нет – два слепых лица
На ладонях, страдающе бредят, наперебой.
Я была твоим пламенем. Евой в твоем ребре.
Зачерпни из ручья виноградный кровавый хмель.
Погляди: в отражении – бабочка в янтаре.
А на деле в ладонях твоих ядовитый шмель.
Зима бесконечным
Зима бесконечным хрустящим тугим одеялом
Уносит печали и пылких объятий тепло.
Взамен – пустотой укрывает тебя, чтобы ты забывала,
Что где-то внутри все остыло, давно истекло.
Ничто не цветет и не спеет под вьюги напевы.
И некому выпить до дна твой нектар, что есть грусть.
Тебя укрывает и прячет в объятия нежных посевов
Немая разлука, пустотами сжавшая грудь.
Ты тянешься мыслями к небу, сквозь снежную толщу.
Но спят твои силы. Ты – хрупкий изломанный лист.
Усни. Погибай до весны, до любви, до рассвета и дольше…
Проклюнется сильным побегом любовь, что есть жизнь.
И снег неизбежно обнимет
И снег неизбежно обнимет уставшую землю на сон.
Ты, скомкав надежды, отпустишь холодную тайну времен.
Завьюжит. Ты вдруг перестанешь меня в этих бурях искать.
Я сразу пойму. Я почувствую. Холодом легче дышать.
Отводим глаза, запирая мечты и стихи под замок.
Боимся прожить в отраженье разбитых непонятых строк.
Но утро в открытую форточку паром морозным впорхнет.
Напомнит, обнимет. Уставшие, хрупкие чувства прочтет.
Ты вдруг перестанешь меня в этих яростных бурях искать.
Как жаль – про любовь и про счастье нельзя подсмотреть и списать.
Нельзя возвратить, залечить и исправить туманный финал:
…бежать мне навстречу, надрывно кричать, растревожив вокзал…
…Обнять, согревать и любить. Горячо до рассвета любить…
Прожить со всей силы. Сберечь, в пустоте нас связавшую, нить.
И хмурый вокзал остается безлюдным. И пусто в груди.
И сонный состав отбывает. Вспорхнувшую птицу не жди.
Уколется сердце разлукой. Я знаю: в тоске угасать…
Ты больше не будешь меня в этих яростных бурях спасать.
На Ивану Купалу
Дождевою водой напилася река сполна –
Тяжелей крутояра песчаного только сны…
В камышах, в сквозняках, да в колючих моих словах
Затерялся, запутался матовый свет луны.
Я тебя дожидалась в ночи, да, как вышло, зря.
Я звала в темноте, только слышали всё не те.
Шли на гаснущий свет одинокого фонаря.
А на шёпот сердечный пойти ни один не смел.
Я сплетенный венок отдала ледяной реке:
Каждый хрупкий бутон-лепесток, как саму себя.
Если место моё в этом сне навсегда ни с кем,
То заветный щитовник зацвёл на Купалу зря.
Там – в тумане, дорожка. За нею добротный дом.
В одиночку тропу не осилить и не найти.
- Что стоишь и молчишь? Прячешь правду за рукавом…
Хочешь счастья? Так выпусти-вырони из груди!
Ты роняешь бутон, что с чужого сорвал венка…
Рассыпаются блики, остывшие на песке…
Тяжелей крутояра в дожди, лишь твоя вина.
Значит, место моё в этом сне – навсегда ни с кем.
Некрасивая ёлка
Я читаю сегодня стихи чужие.
В них красивая ёлка, подарки, сласти…
В моём детстве всё проще: мы жили-были,
Без подарков ёлка – такое вот счастье.
На искусственных ветках гирлянда-змейка
Перебивным и слабым огнём мигает.
Перемотана синею изолентой,
И вон там красных лампочек не хватает.
Нет звезды, но на веточках поредевших
Семь стеклянных игрушек – как мне годочков:
Богатырь, кукуруза, юла, орешек,
Две заснеженных шишечки и грибочек.
Я читаю сегодня стихи чужие:
В них салюты и праздничные наряды.
А в моих – тех далёких – лишь небольшие
На морозном окне детства звездопады.
И на стареньких санках кататься с сопки:
Вкривь и вкось обязательно, и в сугробы!
Протоптать средь снегов, что по пояс, тропку.
И попробовать снег – он ведь был съедобен.
Потерять рукавичку, молчать и прятать
Ледяные пальцы скорее в кармашке.
В некрасивой ёлке важнее объятья,
Что тогда дарились по-настоящему.
Три дня до весны
- Вам в метель? Подождите, я с вами!
Здесь по белому снегу три дня танцевать до весны.
Я-то думала, спрятано снами.
Оказалось, давно уже продали за полцены.
Но оно же живое и дышит.
Понимаете, бьётся, волнуется, если молчат.
Оживает при каждом двустишье!
А его просто так в эту зиму, поставив печать!
А вообще-то, я помню, однажды.
Подарила его, доверяя наивно теплу.
Отправляла в конверте бумажном.
А потом собирала осколки на грязном полу.
- Может, где-то мы с вами встречались?
Этим снегом засыпало даты и наши пути.
Поезда уходили, прощались.
Говорят, на часах незаметно «весна без пяти»!
Дикое солнце медленно катится вниз
Дикое солнце медленно катится вниз.
И, вновь опалив края голубых вершин,
Огненный шлейф над уставшей рекой навис.
Через него пробирается птичий клин.
Вся глубина, обречённость и тишина
Этих небесных костров жаждет уцелеть.
Вязкий закат будет выпит опять до дна.
И, где-то в сердце, примерно минуту тлеть.
Если бы небо кипело чуть-чуть быстрей,
Алый пожар разбросав по ветвям дерев,
Мир мой погиб бы средь красок его огней.
Ну а пока, молча смотрит, не догорев.
Моему мужу. Послание
Если бы стала вдруг синим я океаном,
Я бы наполнила каждую клетку жизнью.
Кутала б мир ледяным я своим туманом,
Чтоб отогнать и развеять дурные мысли.
Я бы хранила безмолвно твои тревоги,
И не давала бы вырваться бурей грозной.
Чувствуешь, стало полегче, совсем немного?...
Это волной я смываю и боль и слёзы.
Хочется верить, что ты не забудешь после:
В день тот, когда я умру, чтобы стать волною,
Эту подсказку – ответ на твои вопросы.
А я буду каждой каплей с небес с тобою.
Побочные действия счастья
Если ты, вдруг, захочешь уйти…
В недосказанность серого утра.
В беспробудность туманностей ночи.
В неподъемную тайны завесу.
Я не в силах стоять на пути.
И не хватит всех слов мне, как будто.
Станет точкой строка многоточий.
Словно это финал чьей-то пьесы.
Словно я тут случайно, не в такт.
Бьют прожекторы в сонные лица.
И вот-вот уж всё занавес скроет,
В закулисье мой сон погружая.
Я растерянно жду чей-то знак,
Что вспорхнет предо мной словно птица.
Но в груди, так предательски ноет,
Словно чувствуя, словно уж зная.
…Если, вдруг, ты захочешь уйти
В недосказанность, в незавершенность…
Оставляя со мной на прощанье
Всей холодной вселенной ненастья.
Знаю, мне ничего не спасти.
Этот миг, вся его обреченность,
И бессилье… И слов замиранье –
Всё побочные действия счастья.
* * * * *
Ветер осенний всё треплет сухую траву.
Сдавит грудь неба молчание утром понурым.
Птиц перелётных давно уж не слышно молву.
Звон колокольный доносится окликом хмурым.
Нечем дышать, от нахлынувших горькой волной
Воспоминаний – я их уж ни чем не измерю.
Боль понемногу сменилась тоской ледяной…
Просто стою в тишине… и смотрю… и не верю…
Ветер осенний печали моей не поймёт –
Бьёт по лицу, с губ срывая озябшую нежность.
Словно желает прогнать, иль с собою зовёт,
Будто не знает про нашу с тобой неизбежность.
Холод осенний, да пыль по дорожкам клубит.
Серого неба молчание голову кружит.
С осенью этой, и сердце моё догорит.
Пеплом, как снегом остывшие чувства завьюжит.
Слёз уж не стало. Стою в тишине… и смотрю…
Душит нахлынувших воспоминаний глоток –
Всё, что оставила наша любовь октябрю…
А на могиле твоей распускается жёлтый цветок.

